Белая таежка - Страница 56

Кольча все же и здесь нашел, что добавить к моему рассказу:

— Вот что удивительно, Олег Аркадьевич: орешки, которые в «вещевом мешке» у кедровки побывали, ничем не болеют! И ни одной пустышки среди них не найдешь. А главное — мыши их уже не съедят. В железах у этой птицы есть что-то такое…

— Антисептик, что ли? — подсказал не очень уверенно профессор.

— Ну да!

Олег Аркадьевич очень заинтересовался народными приметами, стал меня о них расспрашивать, и я проникся еще большим уважением к нему. За разговорами мы незаметно и к дому Федула подошли. Я не ошибся в своих прогнозах: погода начала портиться на глазах. Поднялся ветер, небо затянули тучи, резко похолодало.

45

— Придется засучить рукава, — сказал профессор, скидывая кожанку. Продавать дрожжи нет никакого смысла.

Он надумал отремонтировать полуразвалившуюся печь в горнице Федула.

— Беги скорей за глиной, — велел мне.

— А где ее взять? — спрашиваю я.

— Погляди на свои сапоги!

Это мы по мочажине хлюпали, подходя к гольцу. Тут недалеко от дома. Взял я ржавое ведерко в кладовке и пошел за глиной. А Кольча натаскал сухих дров, разобрав полусгнивший заплот.

— Лесной человек должен все уметь! — поучал нас профессор, показывая, как надо укладывать камни. — За долговечность моего творения не ручаюсь, а эту ночь будем спать как в раю!..

Поначалу печка обдала нас паром и дымом. Но глина быстро подсохла, образовалась тяга, и сухой смолистый листвяг запластал куда с добром. В Федуловой горнице стало тепло и уютно. Окна мы задраили травой. Я уже упоминал, что они узкие, как бойницы, и небольшие. Тепло в тайге берегут, хотя дров не занимать. Кольча устроил освещение, привязав под потолком карманный фонарик. Батарейки новые подарил ему профессор.

Поужинали мы, напились чаю. Олег Аркадьевич пожертвовал на круг вторую коробку конфет.

— Московские, ребята. Фабрика имени Бабаева.

Ополовинили мы и эту коробку. Потом разлеглись с удовольствием на мягкой траве. Разговор снова стал вертеться вокруг Золотой Бабы, касаясь, конечно, и освоения Сибири, потому что эти две темы разделить нельзя.

— Начало семнадцатого века. Царская казна пуста, — рассказывает завлекательно Олег Аркадьевич. — Русь борется с поляками и шведами. Царю нужны деньги. Много денег. Нужны позарез!.. А сибирская пушнина котируется очень высоко на мировом рынке. Купцы вслед за отрядами служилых людей отправляются в неведомые дикие края за «мягкой рухлядью» — шкурками соболей, темно-бурых лисиц, голубых песцов… Златокипящая государева вотчина Мангазея переносится с берегов реки Таз к Енисею. Задорно и весело стучат топоры «гулкой ранью» в дремучей тайге…

У меня уже глаза начинают слипаться, здорово я переволновался сегодня, но отгоняю сон и слушаю профессора. Галка тоже не спит, а про Колокольчика и говорить нечего. Этот даже пытается делать какие-то пометки в своем дневнике по ходу рассказа.

— Отряды под началом Перфильева, Пенды, Бугра проникают по правым притокам Енисея в бассейн Лены, — будто сказку сказывает нам на сон грядущий профессор. — Атаман Иван Галка ставит первые ясачные зимовья. Заложены Усть-Кутский и Верхоленский остроги. В царскую казну текут дорогие сибирские меха, чтобы зазвенеть золотом.

Яков Похабов поставил на острове Дьячем в устье реки Иркут, на Ангаре, ясачное зимовье, положившее начало вашему областному городу Иркутску. В Илимском крае поселилось на жительство сто двадцать русских крестьян. Дьячий остров затопило половодье, и на правом берегу Ангары поставили Иркутский острог.

Профессор умолк на минуту, закурил и спрашивает у нас:

— А вы знаете, какой герб был у Иркутска?

— Нет! — живо отозвался Кольча.

— Вокруг острога стояли дремучие кедровые леса, водились соболи и медведи во множестве. Но гербом почему-то стал диковинный зверь бабр. Тигр, значит. Изображали его на серебряном щите несущим в зубах белого соболя.

— Федул, хозяин этого дома, тоже, наверное, в те годы поселился тут? — спросил Кольча.

— Точных сведений ни о нем, ни о других землепашцах-пионерах я не нашел, — сказал профессор. — Основателем русского пашенного хозяйства на Лене и на Илиме называют оборотистого мужика. По одним источникам, он Егор, по другим — Микешка. Фамилия не названа. Федул именуется Зацепой, но это скорее всего прозвище, а не фамилия. Занимался хлебопашеством и Ерофей Хабаров. Сохранились документы, в которых перечисляется, сколько он продал мер ржи. Надо думать, урожай собрал отменный. Здесь, в ваших краях.

Меняется облик здешних мест. Стали появляться кузницы, ветряки и водяные мельницы. Поселенцы рубят себе крепкие дома, ставят амбары, сараи для скота. На заимках у многих пасеки. Диких пчел приручили.

Однако многим мужикам никак не сидится на одном месте. Тянет их поглядеть на таежный простор. «А что там, на краю земли?» И бредут русские люди «встреч солнца». Гнус их ест нещадно, мрут от цинги, холода и голода, рвет хищный зверь. Но они идут и идут, не требуя от царя-батюшки ни злата, ни серебра за все невзгоды и тяготы походные. Движет этими отважными людьми неодолимая страсть познания, первооткрывательства…

Ну как тут уснешь! Олег Аркадьевич настолько красочно все рисует, будто сам мерил шагами тайгу с первыми русскими поселенцами, плыл по своенравным сибирским рекам, штурмовал неприступные горные хребты…

— Олег Аркадьевич, в седьмом классе мы на эту тему сочинение писали, — встрял Кольча. — Один наш мальчишка стихотворение сочинил. Послушайте.