— Шелестит! — дунул я, когда мы вышли на улицу и направились к дедушке Петровану.
— Не замерзнем! — поднял воротник своей медвежьей дошки Кольча.
Маленький, худенький, он в своем меховом одеянии и собачьих унтах похож до смешного на пушистый колобок — не идет, а катится в густом тумане. На улице белым-бело, будто попали мы в облако. Провода над головами у нас, увитые белой куделью куржака, точно толстенные канаты. На воротах, на столбах заплотов пышные белые папахи.
— Белое безмолвие! — крутит головой Кольча. — Последняя тихая зима…
Кто бы мог подумать, что нашей Басманке, в которую летом можно попасть только самолетом, как в песне поется, на роду написано стать городом. Оказывается, наш Гляден битком набит железом. А мы все удивлялись, почему в него каждый раз лупят молнии… Когда к нам подойдет железная дорога, возле Глядена встанет горно-обогатительный комбинат.
— Вот будет дело, если мы на золото выйдем, парни! — разглагольствует по обыкновению Кольча. — Это будет наш вклад в строительство. Верно, парни?
Ванюшка вдруг расхохотался.
— Не поймал еще куренка, а начал уже щипать!
— Значит, уговор: про самородок ни звука! — еще раз напомнил нам Кольча, когда мы подошли к дому дедушки Петрована. — Разговор буду вести я, ваше дело только поддакивать.
Дедушка Петрован на дедушку нисколько даже не похож. Он еще любого молодого за пояс заткнет. Высокий, подтянутый, как суворовский солдат, усатый. А дедушкой мы его зовем потому, что так полагается: Ванюшка-то внуком ему доводится.
Охотовед дедушка Петрован, «таежный патриарх, которому почтительно кланяются все звери и птицы от речки Кутимы до Киренги», — писали про него в прошлом году в «Огоньке» и даже цветной портрет его напечатали. Правда, не на обложке, а внутри.
— Два друга, супонь да подпруга! — весело воскликнул дедушка Петрован, когда мы с Ванюшкой переступили порог.
Я оглянулся, приоткрыл дверь. Кольча в сенях заблудился. Он первый раз здесь.
— Три друга, — поправил дедушку Ванюшка, подталкивая вперед появившегося в комнате Кольчу.
Тот подошел к столу, за которым сидел дедушка Петрован, и представился не без достоинства:
— Николай.
— Садись, Николай, чай пить, — распорядился сразу дедушка и нам с Ванюшкой тоже кивнул на стол. — Медком тебя угощу. Знаешь, какой медок? От диких пчелок… Самый что ни на есть пользительный.
Из горницы вышла бабушка, улыбнулась нам и сама всем чаю налила, а банку с медом поставила так, чтобы всем удобно было брать.
Мы деликатно отхлебнули по глоточку чаю, мед ложечками поддели. Сладкий, душистый мед! В другое время ему было бы отдано должное, как говорится, но сейчас нам не до сладостей. Дедушка Петрован это заметил и сам начал разговор.
— С чем пожаловали? — обвел он нас пытливым взглядом. — Выкладывайте живей. Недосуг мне с вами канителиться, в тайгу побегу, сенца надо сохатым подкинуть.
— Мы хотим летом пойти нефть поискать. В порядке самодеятельности, бойко затараторил Кольча.
— Шустряк! — усмехнувшись, покачал головой дедушка. — У геологов, которые тут два года мытарились, буровые были. А вы чем, пальцем землю ковырять будете?
Ванюшка опустил глаза в блюдечко. Я знаю: всякое вранье для него нож острый. Не любит он кривить душой. Мне тоже неловко.
А Кольча не растерялся. Чешет языком почем зря, стараясь ошеломить дедушку научной терминологией.
— Структура земной коры здешних мест особенная. При воздействии магмы она выгнулась, как крышка у банки с попорченной килькой. Тектонические сдвиги сломали скальные сбросы, сместили их…
— Стоп! — оборвал разошедшегося Кольчу дедушка Петрован. — Ты кому, паря, мозги-то пудришь?
— Я не пудрю! — растерянно заморгал глазами Кольча. — Вы разве не слышали, что нефть просачивается на поверхность? Эвенки еще в начале нынешнего столетия находили в наших краях битум… Это же окаменевшая нефть! Они ее назвали «горючий камень».
— Стоп! — опять остановил Кольчу дедушка Петрован.
Тут Ванюшка уже не выдержал и прямо бухнул:
— Он золото нашел, дедушка. Самородок. В гусенице вездехода.
— Только вы пока никому не говорите, пожалуйста, — залепетал Кольча, сверкнув глазами в сторону Ванюшки. — Мы не хотим раньше времени всем рассказывать.
Он кинулся к своей дошке, висевшей на вешалке, и вернулся с баночкой из-под диафильмов.
— Вот он, мой самородок! Я его суконкой надраил.
Дедушка Петрован положил на широкую ладонь Кольчину золотинку и отнес ее от глаз чуть ли не на вытянутую руку. Бабушка убирала со стола.
— Нацепи очки-то, чего мучаешься? — засмеялась она и подмигнула Ванюшке. — Все молодится!
— Я и так все вижу! — буркнул дедушка Петрован, сосредоточенно разглядывая золотинку. Потом обвел всех нас долгим взглядом и добавил точно так же, как это делает Ванюшка, когда надо над чем-нибудь призадуматься: — Дело-то нешутейное, ребятки…
— Государственное! — поддакнул с готовностью Кольча.
— Вот-вот.
— Может быть, этот самородок из того местечка, откуда нес свое золото в кисете тот охотник. Помните, нам рассказывали про него, — зачастил вдохновенно Кольча. — Где-то в этих краях обязательно есть месторождение золота. Наш долг — разыскать его. Верно, парни?
Мы с Ванюшкой мотнули головами.
— Правильно рассуждаешь, Николай, — проговорил без малейшей улыбки дедушка Петрован. — Есть золото в нашей тайге. Вот вам еще одно подтверждение этого. Рассказывал мой отец, а он от своего отца слышал. Приехал по весне к нам в Басманку купец за пушниной. Товару всякого понавез, ясное дело. Разложил в самом большом доме на лавках, торгует. А дочка хозяина, девчушка лет семи, в галечки играла. Знаете такую игру? Теперь в нее почему-то редко играют. Надо подбросить эти галечки особым фертом и поймать. Ну вот, играла девчушка и один камушек уронила. Он покатился под ноги купцу. Тот поднял его и ахнул: золото! Загорелся весь: «Где нашли? Покажите место. Я вас озолочу!» А что покажешь? «Камушек» этот девчушка в сорочьем гнезде нашла. Жили они летом на заимке где-то в тайге, и рядом с избушкой сорока гнездо свила. Девчушка полезла на дерево, сорочат поглядеть ей захотелось. И увидела в гнезде блестящий камушек…