Белая таежка - Страница 54

«Он на этой Золотой Бабе чокнулся, — думаю я об Олеге Аркадьевиче. Собаку на ней съел! Какие ему самородочки на ум пойдут! Нет, конечно, он ученый, историк, тут и говорить нечего».

44

Пообедали мы сытно: профессор пожертвовал в общий котел мясные консервы, а к чаю вытащил из рюкзака коробку дорогих конфет московской фабрики, шоколадных. Кольча начал нас умолять сходить к Священному кедру. «Я, — говорит, — его сфотографирую для школьного музея».

— Все бросим тут на произвол судьбы? — сухо спросила Галка. — Совсем уж того…

— Давайте спрячем! — не унимался Колокольчик. — Вон какая травища. Да тут не то что рюкзаки, самолет спрятать можно!

— Если бы он был, — засмеялся Олег Аркадьевич.

Он не настаивал и не просил. Решайте сами, как хотите.

— Сходим, Миша? — поглядела на солнце Галка. — До вечера еще далеко, дня много.

Спрятали мы наше снаряжение в бурьяне у дома, взяли на всякий случай ружья. Кольче Галка сказала, что ружье тебе ни к чему, придерживать Чака будешь, чтобы он там не наследил, а то начнет метаться, всю траву кругом потопчет.

Конечно, до Колокольчика и не дошло, что мы его обезоружили заодно с профессором. И не потому, что не доверяли ему, а просто для страховки. Ведь задумай вырвать у него ружье этот Олег Аркадьевич, разве он окажет сопротивление?

Наше отношение к себе профессор чувствует и добродушно посмеивается надо мной и Галкой.

— Ну пошли, — сказала Галка.

— Пошли так пошли, сказал воробей, когда кошка его потащила, засмеялся Олег Аркадьевич и положил руку на плечо Кольчи.

— Мы же вас подобру, — виновато отозвался тот.

— Да, некоторая разница есть.

Дремотная тайга утонула в сизой парной дымке. Миновав Федулов чаран, мы вошли в нее и сосняком спустились в глубокую впадину, оказавшуюся топкой марью. Профессор вел нас уверенно, чувствовалось, что бывал он здесь уже не однажды. Какими-то острыми зигзагами, которые он различал по одним ему известным признакам, мы перебрались с островка на островок, заросший камышом, потом попали в осинничек и за ним увидели небольшой прогал, облепленный брусничником, в центре которого возвышался полновластным хозяином старый, но еще полный могучих сил кедр-великан, похожий издали на здоровенный зарод только что скошенной темно-зеленой травы. Мощные лапы кедра свисали до самой земли, а крона была такая густая, что, казалось, упади на нее откуда-нибудь сверху, и не провалишься, будешь покачиваться, как на пружинном диване.

— Царь-дерево! — восхищенно вскрикнул Кольча, снимая крышку с объектива фотоаппарата.

— Будь настороже! — шепнула мне Галка.

Откровенно говоря, мы с ней оба порядком струхнули, когда пробирались сюда по топким хлябям, думали, не завел бы нас куда-нибудь к своему амбалу профессор. Но отступать было уже поздно. Очень уж наглядно мы тогда бы трусость свою продемонстрировали.

Минуты три мы молча любовались красавцем Священным кедром. Сколько уж я за свою жизнь по тайге полазил, всего насмотрелся, но таких красивых великанов я не видел. Он был как нарисованный, до того все симметрично и пропорционально природа сотворила. Сучья словно до микрометра выверены, одна лапа, как перья у птицы, наползает на другую… Сказали бы мне: придумай кедр покрасивее, вот тебе любые краски, я бы не взялся, честное слово!

— «Какое величество в осанке сего дерева, какая священная тень в густоте лесов его!» — напыщенно произнес профессор, приняв театральную позу.

Он обвел нас серьезным взглядом и широко улыбнулся.

— Это не мои слова, ребята. Публицист Дмитриев, современник Пушкина.

Кедр был метров на сорок высотой и чуть не до самой макушки увешан всякой всячиной, как новогодняя елка. Но все эти украшения нисколько не личили кедру. В этих украшениях он выглядел как бравый, великолепно сложенный генерал, на парадный мундир которого по злому умыслу кто-то навешал всякое рванье.

Чего только не понатащили сюда язычники! Чего только не понавесили на кедр! Ленты, лоскуты материи, о первоначальном цвете которых можно было только догадываться, кожа, шкуры зверей и клювы да когти птиц, черепа, кости, рога, бусы из чьих-то зубов, навешанные на оленью жилу, позеленевший медный таз, колчан со стрелами, деревянное блюдо… Да разве все перечислишь!

Но это я назвал, что на кедре увидел. А что было в куче навалено еще под кедром! Черт ногу сломит, как говорится.

— Ребята, ничего не трогать! — строго сказал профессор, когда мы подошли к дереву.

Вот бы покопаться в этой куче! Теперь все, что тут ржавеет и гниет, можно увидеть разве только в музее. Олег Аркадьевич показал на топор старинной конфигурации.

— Знаете, сколько за него купцы звериных шкурок брали? Сложат их одну на другую и сколько за раз протянут в отверстие для топорища, столько и выложи.

— Хорошенькое дело! — вылетело у ошеломленного всем увиденным Кольчи.

— Пищаль! — вскрикнул он через несколько секунд так, будто голой пяткой на колючку боярки наступил. — А вон судовой колокол. На нем что-то написано. Славянские буквы… Может, название погибшего корабля?!

— Нельзя! — жестко повторил профессор. — Вот найдем Золотую Бабу…

Кольча так расстроился, что на него жалко было смотреть.

— Я понимаю, Олег Аркадьевич… Но хоть что-нибудь сверху можно взять? Для нашего школьного музея…

— Ну чего ты пристал? — цыкнула на него Галка.

— Идол! — увидел я на куче голову деревянного божка.

— Кумалан, — пояснил профессор.

Чак присел в отдалении на траву и принялся выискивать у себя блох. Одному Чаку было неинтересно топтаться вокруг всякого хлама. Наверное, думает: «Ну, попал я в вагон для некурящих! Столько всякой дичи кругом, а они чем занимаются? Для чего же тогда ружья с собой таскать?..»