Белая таежка - Страница 25

Мы стали расспрашивать Борони Бога о здешних местах, называли калтусы, озерки, ключи и речушки, обозначенные на крупномасштабной карте. Дошла очередь до Гнилого нюрута, про который среди наших охотников ходит дурная слава.

— Шибко худой нюрут! — в сердцах засвистел погасшей трубкой старик.

Слушал я, слушал Борони Бога и заснул, сам не заметив как. Ночь-то вон какая была тревожная. А Кольча не терял время даром, все расспрашивал и расспрашивал словоохотливого старика о здешних местах, о нагорье. Галка успела в переночуйке подмести, посуду всю перемыть и тоже подсела к нам. Я проснулся на минуту и снова начал дремать.

— Какая Безымянка? Ошибку твоя карта давал! — рассердился Борони Бог теперь уже не на Кольчу, а на карту-врушу, которую он читал не хуже Колокольчика. — Эту речку звать — Веселая Вода!

Тут уж я окончательно проснулся.

— Ве-се-лая Во-да-а? — радостно протянул Кольча, словно это уточненное название речушки имело для него первостепенное значение. — А вы там бывали, дядя Иван?

— У стада оленей меньше троп позади, чем у старого Ивана! — горделиво произнес старик и вдруг пригорюнился, сник, стал поспешно развязывать кисет, стянутый сыромятным шнурочком. — Однако скоро последнюю тропку топтать начну, паря…

— Борони бог! — жарко вырвалось у Галки, да так душевно и искренне, что растроганный старик засмеялся.

— Борони бог! — в один голос сказали и мы с Коляном.

Я гляжу на руки его и думаю: нелегкая жизнь была у этого славного человека. Все лицо в застарелых шрамах, на правой руке выше пальцев с застуженными припухшими суставами — глубокие борозды. С медведем или с рысью поздоровался, а может, и росомаха покорябала, когтищи у нее тоже будь-будь! Ступня-то шириной в ладонь. Две росомахи сохатого валят запросто.

Поговорили мы, дядя Иван прилег отдохнуть в переночуйке, Кольча сел писать свой путевой дневник. Галка пошла собак кормить, а я спустился к речке. Кстати, о собаках наших. Чак гордо себя ведет, с достоинством, никогда не унизится попрошайничеством. Нужен я вам? Так будьте добры кормите, не забывайте! А я на доброту вашу верной службой отвечу. Дружок полная противоположность. Вот сейчас мы заговорились, забыли еды им дать после нашего обеда, уже прибежал подлизываться к Галке.

Долго я просидел на берегу с удочкой возле наших лодок. Клева не было. Думал о Ванюшке. Где он сейчас? Как ведут себя золотничники?..

Боязно, как бы на глаза им не попался Ванюшка.

— Эй ты, лодырь! — окликнула меня Галка. — Иди пособи!

Я стараюсь не замечать ее, а она, наоборот, лезет ко мне по всяким пустякам. Зачем я ей понадобился?

Поглядел я на нее и отвернулся. Она там, на взгорке, у ведра.

— Ну чего ты? Имей совесть, дяде Ивану надо помочь.

Я поднялся к избушке. Борони Бог в дорогу собирается. На лесном прогале за переночуйкой среди пронизанных солнцем елей, сосен и пихт он показался мне еще больше похожим на индейца.

— Где же ты прохлаждаешься, бледнолицый брат мой? — весело затараторил Колян, увидев меня. Очевидно, тоже думал о том же, что и я. Помогай. Будем орончиков седлать и навьючивать.

Старик вез товары для своего сельпо из райцентра, в караване у него было два быка и восемь оленух. Мы каждого оленя по очереди привязывали к дереву, клали ему на спину козью шкурку, закрывали ее лоскутом брезента, а уж потом Борони Бог сам начинал крепить вьючные сумы-потакуи на маленьком седелке, сделанном из двух дощечек. Кольча быстро освоился с этим не столь уж хитрым делом, осмелел и вьюном вертелся между оленей, убедившись, что это совершенно безобидные животные.

— Модэ-модэ! — то и дело покрикивал он на них, как заправский орочон. — Тхой, тхой!

Караван готов в путь. Старик подошел к Кольче и еще, очевидно, раз предостерег его:

— Шибко худой нюрут. Хуже самого поганого калтуса! Бегать туда борони бог!

Эвенк вытащил свою коротенькую трубочку из-за голенища олоча, закурил на дорожку. Пришла пора нам расставаться, и у меня тоскливо стало на душе. Мировецкий старикан этот Борони Бог!

— Кэ, кутучит! По-нашему, «счастливо оставаться»! — пожал он всем нам руки на прощанье.

Пожелав старику счастливой тропы, мы крикнули хором, когда он сел на ездового оленя и аргиш его тронулся:

— Кэ, кутучит!

Он оглянулся, помахал рукой.

— Гора к горе — ходи нету, человек к человеку — всегда ходи!

СТРАНИЧКА ИЗ КОЛЬЧИНОГО ДНЕВНИКА

…Милейший Борони Бог рассказал нам очень мудрую эвенкийскую сказку, в которой заложен глубочайший смысл. Записываю ее, стараясь сохранить присущий старику речевой колорит и все особенности его языка. «Шибко давно это было, совсем давно. Земля только родилась, тайга только поднялась… Пришла пора сокровища кидать, сеять. Все сеять — рыбку, зверя, птицу сеять, горючий камень сеять, золото, железо… Добрый дух Хэвэки полный куль добра всякого нагреб, семян нагреб, а мохнашки надеть позабыл. Зима была, стужа лютовала, полетел Хэвэки сеять-рассевать свое добро. Маленько поработал — руки озябли, пальцы не гнутся, ознобил пальцы совсем, белые стали. Хэвэки испугался: без рук останусь. Хотел пальцы потереть, а про куль-то свой и позабыл. Сокровища градом в тайгу посыпались…»

Красивая и умная сказка. «Сибирь еще многие десятилетия будет преподносить неожиданные и ценные подарки, удивлять даже самых удачливых искателей полезных ископаемых, восхищать и радовать наш народ…» Это уже мой дядя Костя, старый таежный волк.

20

— Сдается мне, парни, что мы напали на след убитого охотника! торжественно и важно объявил нам Колокольчик, как только аргиш Борони Бога скрылся в тайге.